Возрасты

Мы с вами различны. Под «мы» я имею в виду азиатов и европейцев. Одна из самых значительных неправд вашей европейской демократии заключается в том, что все люди будто бы одинаковы. Что есть какие- то универсальные стандарты или формы жизни, которые являются безусловным благом. Конечно, это не так. Нет таких форм жизни. Даже религия, какой бы возвышенной она ни была, не может быть безусловным благом для всех людей в этом мире. Что уж говорить о стандартах или формах правления! Демократия не является ни единственно возможным режимом, ни самым лучшим. Но я сейчас говорю не о демократии.

Понимаете, о проблемах и различиях можно не говорить. Можно притвориться, что их нет. Можно притвориться, например, что мусульмане похожи на вас, христиан. И, значит, то, что хорошо для вас, для них тоже будет замечательным. Можно постараться навязать им, мусульманам, ваш европейский образ жизни. Например, тем, что вы запретите парижским женщинам-мусульманкам носить паранджу, потому что вам кажется, что паранджа унижает достоинство женщины. Но почему вы не хотите позволить этим женщинам самим решать, унижает это или нет их достоинство? Спор о парандже – это спор между религией и светской идеологией. Я всегда считал религию чем-то более высоким, чем политика. И будьте же последовательны. Почему вам не кажется, что наголо бритая голова унижает достоинство мужчины? А если это так, значит, нужно штрафовать буддийских монахов, которые смеют ходить по европейским улицам с бритой головой. Возможно, вы ещё придёте к этому. Впрочем, я скажу вам, почему вы спокойно относитесь к буддийским монахам. Потому что они – мужчины. А для вас очень важна сексуальная жизнь. Как, впрочем, и для всех наций, но именно вы считаете сексуальность абсолютным благом. Вы ищете каждую возможность для её развития. Если бы большинство наших лам были женщинами, я думаю, вы уже приняли бы закон, который бы запрещал буддийским монахиням брить голову наголо и носить традиционное монашеское платье.

Вы скажете мне, что монах совершает свой выбор добровольно, а у женщины-мусульманки такого выбора нет. Но это неправда. Ведь она может отказаться от своей религии, стать одной из вас! Точно так же каждый из вас может стать мусульманином. Или буддистом. Я каждый раз говорю «вас», потому что большинство из вас, становясь буддистами, хотят сохранить свои европейские заблуждения. Вы хотите причесать буддизм на удобный вам, европейский манер, как вы уже причесали христианство. Вы хотите иметь «карманный» буддизм, который не мешал бы вам верить в неправды, на которых построено ваше общество. Боюсь, что у вас не получится этого сделать. Буддизм – это религия истины.

Кроме того, вы возразите, что монах имеет право носить любое платье как профессиональный служитель культа. А мусульманские женщины не являются служительницами культа. И это тоже одна из ваших серьёзных ошибок. Вы, европейцы, всегда проводили чёткую границу между мирянами и церковнослужителями. Но почему вы решили, что другие народы тоже должны это делать именно так? Нам, тибетцам, сложно представить человека вообще вне религии. Такой человек – или сумасшедший, или жулик, или коммунист. Впрочем, коммунизм – это тоже религия. Ограничивать религию пятью процентами населения – скверно. Этим вы не даёте остальным девяноста пяти процентам никаких шансов на нравственное усовершенствование. И отказываетесь от мысли, что ваше общество когда-либо будет преображено в духе добра и справедливости. Поскольку человеку, который равнодушен к Истине, к Дхарме, к благу живых, неинтересно преобразовывать мир в духе добра и справедливости. Ему интересно делать деньги. Вы приняли правила игры, согласно которым пять процентов занимаются религией, не вмешиваются в жизнь остальных и освобождают этих остальных от ответственности за духовную жизнь. Ваше право совершать эту ошибку. Но отчего же вы, христиане, решили за мусульман, кто из них имеет право на религиозные отличия, а кто нет? И ваше право не позволять другим нациям в Европе исповедовать свои веры. Но тогда не нужно говорить, что вы даёте право каждому меньшинству быть самобытным. Иначе получается, что гомосексуалисты имеют право на эту самобытность, а верующие такого права не имеют.

Я не закрываю глаза на другие проблемы. Я знаю, что мусульмане причиняют вам много неудобств. Именно арабские подростки жгли автомобили парижан. Что же, тогда выдворите их из вашей страны. Это будет честней и справедливей. Но вы не можете сделать этого, поскольку поклоняетесь своему полубогу, Демократии, и этот бог запрещает вам «дискриминацию». Впрочем, он не запрещает вам спокойно смотреть на дискриминацию других народов. Выслать из Парижа арабов, которые живут во Франции десять или пятнадцать лет, – для вас это дискриминация и нарушение прав человека. А позволять китайским властям убивать тибетцев, которые жили в Тибете испокон веку, позволять Китаю запрещать им говорить на родном языке – для вас это внутренние проблемы Китая. Впрочем, если бы Китай был в сто раз меньше и в сто раз слабей, вы гораздо активней боролись бы за права тибетцев. Нечто, что вы называете политическим прагматизмом.

Но я сейчас говорю не о демократии и не о лицемерии в политике. Я говорю о том, что гораздо полезней называть проблемы, чем замалчивать их. Обозначив проблему, мы имеем шанс найти решение. Замолчав, мы никогда не найдём его. Называние проблем не обозначает мою неприязнь. Я отношусь к Европе с симпатией. Я больше двадцати лет прожил здесь. Именно моя симпатия и позволяет мне говорить о европейских недостатках. Если бы я был равнодушен к вам, я бы лицемерно улыбался и говорил, что на Западе всё замечательно.

Я хочу рассказать о возрастах человека. Я не буду говорить о том, какими глазами вы смотрите на нас. Вы и сами это знаете. Для вас большинство из нас являются «отсталым народом». Боюсь, что обратное тоже верно. Вы и не догадывались об этом, правда? А знаете, почему? Потому, что мы более дружелюбны. Да, мы более дружелюбны и тактичны, представьте себе! Когда тибетец приезжает в Германию и начинает есть руками, каждый второй сочтёт своим долгом сказать ему: «Эй, ты, у нас так не делают!» И хорошо, если не добавит: «Откуда ты вообще взялся, чучело?» Хотя, казалось бы, чем человек, который ест руками, мешает окружающим? А когда пьяный немецкий турист стучит кулаком по стойке администрации в гостинице где-нибудь в Таиланде, девушка за стойкой дружелюбно улыбается ему. Она же буддистка, всё-таки. Хотя пьяный турист уже по-настоящему мешает ей и другим постояльцам своими криками. Скорее всего, про себя она думает: «Вот свинья!» Но вслух она этого не скажет. Это невежливо. А вы же, как правило, после тридцати минут знакомства с человеком сразу начинаете говорить, что у вас на уме. Если, конечно, вы не зависите от этого человека и не хотите использовать его. Вы гордитесь этим. Как минимум, немцы и американцы точно делают так. Французы и англичане более вежливы. До известной границы. И поэтому вам кажется, что тайская девушка за стойкой восхищается вами, ведь иначе зачем ей улыбаться? Бог мой, да с какой стати она будет вами восхищаться?! Это просто воспитание, это культура, потому что нам кажется, что худой мир лучше доброй ссоры. Она не хочет причинять вам лишних страданий своим сердитым лицом, она сострадает вам. А вы принимаете её сострадание за восхищение. Бóльшей ошибки вы не могли сделать.

Я предлагаю вам взглянуть на возрасты среднего европейца глазами человека Азии.

Будем считать первые двенадцать лет жизни детством. Хотя мы, тибетцы, не считаем так. Его Святейшество Далай-лама уже в семь лет может сделать политическое заявление. А обычный крестьянский ребёнок в Тибете, как только он способен говорить, начинает помогать своему отцу. Никаких скидок на его «нежный возраст» не делается. Вы же считаете, что до двенадцати лет ребёнок вообще не должен знать «тяжести жизни», вообще не должен трудиться. Исключая школу, конечно. Но я не могу считать настоящим трудом такой труд, который человеку ненавистен. Потому, что такой труд человек никогда не будет совершать с настоящим усердием. Конечно, если набивать голову ребёнка словами, словами, словами, за которыми не стоит ничего, если не позволять ему узнавать вещи, он возненавидит обучение. И труд вместе с ним. Так вы сами роете себе яму.

Но я даже не про обучение говорю. Уже в семь лет человек может принять решение. Он может быть посвящён в монахи. Но вы внушаете ребёнку, уже достигшему возраста принятия решений, мысль о том, что ещё будет время когда-нибудь потрудиться и пожить настоящей жизнью. Эта мысль очень опасна. Ведь он так и будет думать полжизни.

Но есть ещё две вещи, которые приносят детям большой вред.

Во-первых, это борьба с их застенчивостью, робостью, скромностью. Вы считаете эти качества пороком. Вы приучаете детей быть откровенными. Как можно раньше спорить. Как можно раньше высказывать своё мнение. Всё подвергать сомнению. Ни во что не верить. Никого не уважать. Позже мы увидим, к чему это приводит.

Во-вторых, это поощрение детской сексуальности.

Разумеется, вы скажете, что вы не поощряете детскую сексуальность. Вы не делаете этого в школе, спасибо и на этом. Но вы позволяете это делать. За вас это делают журналы для подростков, Интернет, телевидение. Я помню сцену из одного французского фильма. В школу приходит отец девочки. Девочке семь или восемь лет. Подруги этой девочки смотрят на мужчину и перешёптываются между собой:

«Какой он сексуальный!» Я ничего не придумал. Как это вообще вошло в их головы? Сцена, немыслимая в Китае, в Индии, в Таиланде. Немыслимая потому, с вашей точки зрения, что мы – отсталый, тёмный народ, который не разрешает детям высказывать своё мнение. Но будьте последовательны и здесь. Если восьмилетняя девочка может оценивать сексуальность взрослого мужчины, то отчего бы ей не лечь с ним в постель, если она сама этого хочет? Нет-нет, протестуете вы: она же ещё ребёнок! Не будьте наивны. Принц Рахула в семь лет стал монахом. Его Святейшество Далай-лама XIV в подростковом возрасте встречался с китайскими генералами и защищал перед ними честь своей страны. Извините мою грубость, но я не думаю, что делать детей сложней, чем защищать честь своей страны.

Но я продолжаю. В возрасте тринадцати или четырнадцати лет происходит половое созревание. С этого момента ребёнок становится юношей или девушкой. Для юности во всём мере характерны некоторые черты. Одна из этих черт – это вера в идеалы. Другая – это чрезмерно строгие требования, которые юноша или девушка предъявляет к окружающим людям. Третья – стремление к наслаждению.

Но с идеалами всё обстоит сложно. Идеалов вы им не оставили. Почему? Ну как же: не оставили вашим воспитанием. Вы учили детей ни во что не верить, во всём сомневаться, всё подвергать анализу. Это соединяется с высокими требованиями, которые подростки предъявляют к людям во всём мире. И с тем, что вы сами ниспровергаете идеалы. И в результате ваши юноши и девушки действительно ни во что не верят. Ведь вы же сказали им, что католические священники живут с молодыми мальчиками. Я не оправдываю католических священников, хотя совсем не думаю, что всё это правда. Про меня тоже рассказывали и рассказывают очень много неправд. Но во что верить молодым мальчикам? И девочкам тоже? Вы внушили им и себе, что религия подростку и юноше в принципе не может быть интересна. Это глубокая ошибка. В монастыре, в котором я рос и учился, далеко не все мои ровесники сдали экзамен на степень геше-лхарампа. Но если человек принимал решение дойти до конца, он часто принимал его именно в этом возрасте. И именно в этом возрасте всерьёз брался за учёбу. Я отнюдь не говорю, что каждый должен стать монахом и доктором буддийской философии. Но для подросткового возраста естественно восхищаться великими личностями, живыми или умершими. Не обязательно религиозными деятелями. Однако такой возможности вы им не оставили. Отличительная черта современного человека Запада – искать в великих людях смешное или мелкое. Подростковая черта. Посмотрите фильм «Амадеус», и вы поймёте, что я имею в виду. Для вас это – демократия. Вы считаете, что если покажете, как Моцарт бегал за женщинами, он перестанет быть «идолом» и станет «живым человеком». Но я не понимаю, как мог писать свою музыку человек, который только и делал, что бегал за юбками. Моменты вдохновения великих людей вы показать не хотите. Или не можете. Ведь это сделает их отличающимися от других. Это недемократично. Это заставит того, кто не имеет музыкальных способностей Моцарта, чувствовать себя неполноценным. Но признайтесь себе честно: в вашей истории тоже были великие люди. И, конечно, они отличались от других. Однако вы не признаётесь в этом. Для вас их гений «вышел случайно». А если случайно, то нечего и говорить о них. Но чем же восхищаться вашей молодёжи, если Моцарт бегал за юбками, а Вагнер был любимым композитором Гитлера? Не вижу в этом вины Вагнера, но вы видите. А молодые люди восхищаются так называемыми звёздами, эстрадными певцами. Вы направили стремление к идеалу, свойственное молодёжи, по самому удобному для вас руслу. Потому что сложно разувериться в Будде. И почти невозможно не разочароваться в Майкле Джексоне. Тот, кто не разочаруется в своих идеалах в зрелом возрасте, будет менять мир к лучшему. Но вы этого делать не хотите. Для вас ваш мир уже самый лучший. Ведь в нём есть Демократия и самые быстрые машины, что же ещё нужно человеку для счастья?

Юноши и девушки в Азии тоже стремятся к наслаждению. Но общество строго следит за тем, чтобы они не получили сексуального опыта до брака. Вы же предоставляете подросткам такую возможность. Я глубоко убеждён, что ранний сексуальный опыт вредит умственному развитию. Видите ли, сексуальные желания так сильны, что даже взрослый человек с трудом может думать о чём-то другом, кроме них. Что уж говорить о подростке. Как вы думаете, многие сдали бы экзамен на степень геше-лхарампа, если бы в наши монастыри были допущены женщины? Да ни один человек! Итак, ваши юноши и девушки не очень умны. Вы скептически улыбаетесь. Вы, вероятно, не верите мне. Ещё бы, ведь вы строите лучшие в мире, самые сложные машины. Но, во-первых, строить сложные машины ещё не означает быть умным. Компьютер способен обыграть в шахматы самого лучшего шахматиста. Но компьютер никогда не напишет «Ламрим». И неужели вы действительно думаете, что изобретатели этих сложных машин начинали жить половой жизнью в пятнадцать лет?

Итак, с четырнадцати до двадцати или до двадцати пяти лет вы занимаетесь поиском наслаждений. Самых разных, разнообразных, сильных. Хорошо, если эти наслаждения не повредят здоровью и не разрушат мозг. Некоторые из вас всё же сумеют остановиться вовремя. Некоторые нет.

Вы останавливаетесь потому, что вы устали от сильных наслаждений. В то время, когда тибетские юноши и девушки только начинают по- настоящему жить чувственной жизнью, вы уже отворачиваетесь от неё. Начинается зрелость.

Хорошо, когда желание наслаждений совпадает с физическим расцветом организма. Страсти пагубны. Но страсти зрелого человека ведут его к принятию решений. Эти решения меняют мир. К лучшему или к худшему, но они его меняют. Когда и жить страстями, как не в зрелом возрасте! Не в старости же? И не в детстве?

Но вы уже не можете в полной мере жить страстями в зрелом возрасте. Хотя это не значит, что вы стали святыми. Нет, просто вы объелись. Вы начали жить половой жизнью в четырнадцать лет. В тридцать она давно перестала быть для вас загадкой, волшебством. В результате вы никогда не убьёте из ревности. Вы не похитите жену соседа. Не бросите всё, чтобы уехать за вашей любимой в другую страну.

Я не говорю о том, что убивать из ревности или похищать жену соседа хорошо. Но тот, кто способен самостоятельно принять решение о том, чтобы убить, самостоятельно может принять и другое решение. Усыновить ребёнка. Стать великим музыкантом. Уйти в монастырь. И даже просто: выбрать ту женщину, с которой вы проживёте до конца жизни. Но вы не так часто принимаете серьёзные решения в зрелости.

Этому есть три причины.

Во-первых, принятию решений помогают страсти. Лишь Будда или святой может принимать решения бесстрастно. Но сильных страстей в вашей зрелости уже нет. Вы успели разочароваться в мужчинах и женщинах.

Во-вторых, в детстве вам внушали, что у вас ещё будет время пожить настоящей жизнью. И вы верили этому. В юности вам тем более было не до этого. Вы искали наслаждений. Пришла зрелость, а у вас так и не было времени научиться принимать решения и нести ответственность за них.

В-третьих, в зрелости многие из вас становятся несамостоятельны в умственном смысле.

Видите ли, в духовном мире есть удивительный закон. Он заключается в том, что рабство в начале пути ведёт, в итоге, к свободе. А свобода в начале пути ведёт к конечному рабству. Мы, тибетцы, в четырнадцать лет верим авторитетам. Хорошим авторитетам. В результате в двадцать пять лет мы становимся достаточно умны, чтобы иметь своё мнение. Вы, европейцы, с семи лет учитесь иметь своё мнение. В результате в тридцать лет вы страшно устаёте от своего мнения. Ведь оно, ваше мнение, ни на чём не основано. И вы начинаете искать авторитеты.

Авторитеты живые или умершие. Вы закабаляете себя в ментальном смысле. Некоторые из вас становятся католиками. Другие коммунистами. Третьи буддистами. Четвёртые ещё какими-нибудь «истами». Именно так я смотрю на европейский буддизм. Европейские буддисты ужасно несвободны. Это люди, которые добровольно хотят отказаться от своего мнения и найти для себя идола, какого-нибудь ламу, за которым они будут повторять все его слова. Поэтому любой честный лама делает всё возможное, чтобы не дать превратить себя в идола. Досточтимый Чогьял Намкхай Норбу, например, делает так. Он нарочно шокирует своих последователей. Разумеется, я делаю так же. И всё-таки всё равно находятся люди, которые превращают нас в божков. Разумеется, я не говорю обо всех, сидящих здесь. Сама ваша способность слышать неприятные вещи уже доказывает, что вы не фанатики и что эти неприятные вещи не вполне верны в отношении вас. Впрочем, есть такие фанатики, которые с удовольствием слушают неприятное о себе.

А самый простой способ стать умственно несамостоятельными – это вера в так называемое «общественное мнение». В какие-то идеи, в которые верят девять человек из десяти. Например, в демократию. В защиту экологии. Но совсем не обязательно идеи, в которые верят девять из десяти, являются истиной. Разумеется, я не имею ничего против экологии. Но вы должны извинить меня, если ваши протесты против загрязнения окружающей среды кажутся мне подростковыми. Например, немцы протестуют против атомных станций на своей территории. Но разве у вас есть другое решение? Я не знаю, я не энергетик. Может быть, оно и есть. Например, альтернативные источники энергии, ветряные генераторы. Говорят, они тоже вредны. Но чтобы протестовать против атомных станций, это решение нужно предлагать сразу. Представьте, что завтра атомные станции остановятся. В четверти домов не будет света. И вы первые закричите о том, что в правительстве сидят одни подлецы. Но так – так делают дети.

Зрелый европеец представляет собой странное зрелище. Это человек, который устал от страстей. Это, в известном смысле, старик. Но это и ребёнок: он несамостоятелен в своих мыслях. Он поклоняется какому- нибудь идолу общественного мнения или какому-то другому идолу. И предпочитает не брать на себя ответственность.

А затем приходит старость.

К старости человек Запада, как правило, освобождается от ментального рабства, от поклонения идолам. Эти идолы разочаровали его, как раньше разочаровали женщины и мужчины. И в европейские ценности он тоже не верит, хотя не говорит об этом громко. Возможно, он хотел бы в глубине души во что-то поверить, но в этом возрасте уже нет сил начинать новую жизнь. В результате в этом возрасте большинство из вас становятся ироничными наблюдателями. Насмешниками. Кем-то, кто отходит в сторону и говорит: это мне не нравится. И вот это тоже. И это тоже плохо. А что хорошо, я не знаю. Ничего хорошего вообще нет в этой жизни.

И ещё одна парадоксальная черта вашей старости: попытка изо всех сил продлить свою молодость и привлекательность. Некоторые из вас и в семьдесят лет хотят нравиться женщинам. Некоторые женщины и в шестьдесят ведут себя так, как если бы им было двадцать. Упорно не понимаю, зачем вам это нужно. Индусы говорят, что плохо умирать в молодости, когда орех вашей души ещё слишком зелен и поэтому прирос к мякоти тела. Зрелый орех без труда отделяется от мякоти. Но вы изо всех сил пытаетесь и в семьдесят лет остаться зелёными. Отчего вы не думаете, что ваше посмертие будет для вас мучительно? Ведь когда тело распадётся, страсти останутся. И чтó вы будете делать с ними? У вас не будет тела, и вы окажетесь беспомощными перед страстями. Они овладеют вами и потащат вас в ад. Вы правильно говорите, что ад придумали люди, а не Бог.

Не знаю, согласны вы с моим описанием или нет. Если вы считаете, что я ошибаюсь, то и слушать вам меня незачем. Если вы согласны с ним, но вас устраивают особенности каждого из возрастов, тогда, опять-таки, вам незачем меня слушать: вы не узнали ничего нового для себя. Если же вам не очень хочется в юности быть ребёнком, в зрелости – ребёнком-стариком, а в старости – ироничным подростком- стариком, вы можете спросить меня: что же делать, чтобы так не было?

Начинать нужно было раньше. Но в каком бы возрасте ни начинать, способ начать – только один.

Человек, желающий в духовном смысле стать взрослым, должен неизбежно пройти стадию подростка. Умного подростка. Послушного подростка. Подростка, который доверяет авторитетам. Иначе говоря, необходимо избрать учение и довериться ему. Не стоит доверяться слепо. Но следует быть благожелательным по отношению к учению. Следует открыть свой ум, чтобы учиться всему хорошему, что есть в этом учении, следует на время оставить свою дурную привычку постоянно спорить, ни с чем не соглашаться и ни во что не верить.

А после этого нужно начать принимать решения и нести ответственность за них. Самостоятельные решения. Такие, которые способны изменить жизнь и поэтому являются опасными. Возможно, вы скажете, что умеете принимать такие решения. Но это умение состоит в том, чтобы никогда не жаловаться. Ребёнок тоже умеет решать. Он может решить играть со спичками. Но когда обожжётся, он с плачем побежит к матери. Взрослый человек не должен жаловаться.

Лучше всего, если вы будете принимать их, никому не доверяя. Никого не слушая. Доверять нужно своей совести. Совесть часто идёт вразрез с общественным мнением и с житейской мудростью. Но для того, чтобы доверять совести, вам нужно, чтобы совесть появилась: чтобы внутри вас образовалось ваше собственное мнение по самым разным жизненным вопросам. А появиться совесть может только тогда, когда вы последуете тому или иному Благому Учению и сделаете его своим. Совсем не обязательно следовать буддизму. Следуйте христианству, если можете. Только не повторяйте старых христианских неправд, на которых стои́т ваше общество.

И, в-третьих, нужно ограничить себя в чувственных удовольствиях. Большинство из вас не способны стать монахами. Но страсти того, кто ограничит себя в удовольствиях, станут более сильными и одновременно более чистыми.

Итак, отказ от жалоб, доверие Учению, ограничение в удовольствиях. Первое победит неприязнь, второе – невежество, третье – вожделение. Если вы спросите меня, что из трёх является более важным, я отвечу: конечно, невежество. И поэтому самым важным в этом рецепте является готовность учиться, является временный добровольный отказ от собственного субъективного мнения. Снова я повторю вам очень важную мысль, которую вы уже много раз от меня слышали:

Тот, кто начинает со свободы, заканчивает рабством.

Тот, кто начинает с рабства, заканчивает Освобождением.